Никогда не делайте зла назло! Гадости должны идти от души.
Были очередные выборы, - уже даже не помню, куда, кто и зачем избирался, - ну и как обычно, ради такого случая, объявили усиление, издали строгий приказ принять, предотвратить и не допустить, повыдёргивали народ из выходных-отсыпных, пригрозили лишить тринадцатой, напомнили о предстоящей проверке и, мотивировав таким образом, распихали по постам. У нас компашка была уже спетая - Вовка-мент из инспекции по делам несовершеннолетних в роли командира на белом коне; девчонка из ППС, больше известная как Дюймовочка (вылитая Дюймовочка из старого советского мульта и такая же мелкая) в роли легкой пехоты, ну и я на должности группы огневой поддержки. Постом нам определили выборный участок в школьном спортзале и запихали туда в ночь перед выборами, дабы мы бдили, не допускали и предотвращали. Мы проводили начальство, предотвратили попытку дезертирства Вовки к его очередной даме сердца, не допустили морального разложения, ограничившись одной поллитрой на троих, налепили для отпугивания террористов на двери спортзала плакаты кандидатов и бдительно завалились спать.
Утро началось стандартно для подобных дней, ибо, как сказал Козлевич Адам Казимирович в книге "Золотой телёнок", "праздники подобного рода популярны у селян": с шести утра на заранее оборудованных позициях закрепились бабульки с пирожками, чаем, кофе и прочими ватрушками; затем припёрлись наблюдатели и с скорбным воем ободрали с таким трудом наклеенные нами плакаты; собралась комиссия, потянулся народ, забренчапи первые из музыкантов, в общем, веселье началось. Мы запаслись на ПХД у бабулек пирожками и кофе, включили Вовкин ноут и уселись в углу смотреть фильм про Тараса Бульбу. До обеда всё было тихо и спокойно, а в обед, когда мы уже подумывали, чёб такого сожрать, в зал, хлопая полами черкесок, влетел казачий хор и выстроился в две шеренги.
- О, волнистые попугайчики прилетели! - обрадовались мы, вырубили ноут и уселись слушать про "Ой, то не вечер" - как бы мы не смеялись над нашими ряжеными, хор всё же у них классный. И тут в зал с полуоборота - войти прямо ему мешали локти упёртых в бока рук, - проник атаман... Блин, ребята, знаете, а это больно даже в ботинках, когда по пальцам ног ударяет собственная отвисшая челюсть.
Атаман не вошёл - он величаво вплыл, как авианосец в акваторию, остановился и, гордо подбоченясь, глянул на своих певцов, как бы говоря: "Не, ну чем не кони, а?". На его чёрной черкеске с газырями и алыми выпушкой и обшлагами сияли золотые погоны войскового старшины; бешмет и башлык тоже были алые; лампасы до пришивания на штанины наровар - судя по ширине лампас, - явно обитали на куртке сотрудника МЧС; невероятной высоты папаха (тут мы не сошлись во мнениях - то ли пан атаман спёр из музея боярскую горлатную шапку, то ли ограбил британского королевского гвардейца) больше походила на мохнатую Пизанскую башню, ибо сидела на атаманской голове под лихим углом; крестов за всякие годовщины, начиная от основания казачества на постсоветском пространстве и заканчивая ковырнадцатой годовщиной казачьего войска в Мухосранске-под-Тахтёчинском было больше, чем на кладбище (они реально покрывали практически всю переднюю часть черкески, как у маршала Жукова на портрете); на узком наборном кавказском пояске висели кинжал грандиозных размеров (модель "Удавись от зависти, Бильбо Бэггинс") и шашка, на ножнах которой не хватало шасси, чтобы она катилась, а не скребла по полу - чтобы вытащить этот шедевр оружейного дела из ножен, нужно было перебирать руками, такой длины было у неё лезвие; и завершали этот ансамбль шпоры с колёсиками, какие я раньше только в Эрмитаже в Рыцарском зале видел. И всё это сооружение, гремя крестами, скребя шашкой и звеня шпорами, принялось величественно прогуливаться по периметру избирательного участка, цитируя папу воробьёнка Пудика:
- Чив ли я? Чив ли я?
- Чив, чив, - обречённо закивали мы, жалея, что ни у кого нет с собой фотоаппарата, дабы запечатлеть для потомков этот знаменательный факт - Явление Атамана.
После ухода казаков мы долго протирали слезящиеся от нестерпимого блеска атаманских наград глаза и ещё дольше ржали, вспоминая, как гордо сей воин расхаживал по залу.
Утро началось стандартно для подобных дней, ибо, как сказал Козлевич Адам Казимирович в книге "Золотой телёнок", "праздники подобного рода популярны у селян": с шести утра на заранее оборудованных позициях закрепились бабульки с пирожками, чаем, кофе и прочими ватрушками; затем припёрлись наблюдатели и с скорбным воем ободрали с таким трудом наклеенные нами плакаты; собралась комиссия, потянулся народ, забренчапи первые из музыкантов, в общем, веселье началось. Мы запаслись на ПХД у бабулек пирожками и кофе, включили Вовкин ноут и уселись в углу смотреть фильм про Тараса Бульбу. До обеда всё было тихо и спокойно, а в обед, когда мы уже подумывали, чёб такого сожрать, в зал, хлопая полами черкесок, влетел казачий хор и выстроился в две шеренги.
- О, волнистые попугайчики прилетели! - обрадовались мы, вырубили ноут и уселись слушать про "Ой, то не вечер" - как бы мы не смеялись над нашими ряжеными, хор всё же у них классный. И тут в зал с полуоборота - войти прямо ему мешали локти упёртых в бока рук, - проник атаман... Блин, ребята, знаете, а это больно даже в ботинках, когда по пальцам ног ударяет собственная отвисшая челюсть.
Атаман не вошёл - он величаво вплыл, как авианосец в акваторию, остановился и, гордо подбоченясь, глянул на своих певцов, как бы говоря: "Не, ну чем не кони, а?". На его чёрной черкеске с газырями и алыми выпушкой и обшлагами сияли золотые погоны войскового старшины; бешмет и башлык тоже были алые; лампасы до пришивания на штанины наровар - судя по ширине лампас, - явно обитали на куртке сотрудника МЧС; невероятной высоты папаха (тут мы не сошлись во мнениях - то ли пан атаман спёр из музея боярскую горлатную шапку, то ли ограбил британского королевского гвардейца) больше походила на мохнатую Пизанскую башню, ибо сидела на атаманской голове под лихим углом; крестов за всякие годовщины, начиная от основания казачества на постсоветском пространстве и заканчивая ковырнадцатой годовщиной казачьего войска в Мухосранске-под-Тахтёчинском было больше, чем на кладбище (они реально покрывали практически всю переднюю часть черкески, как у маршала Жукова на портрете); на узком наборном кавказском пояске висели кинжал грандиозных размеров (модель "Удавись от зависти, Бильбо Бэггинс") и шашка, на ножнах которой не хватало шасси, чтобы она катилась, а не скребла по полу - чтобы вытащить этот шедевр оружейного дела из ножен, нужно было перебирать руками, такой длины было у неё лезвие; и завершали этот ансамбль шпоры с колёсиками, какие я раньше только в Эрмитаже в Рыцарском зале видел. И всё это сооружение, гремя крестами, скребя шашкой и звеня шпорами, принялось величественно прогуливаться по периметру избирательного участка, цитируя папу воробьёнка Пудика:
- Чив ли я? Чив ли я?
- Чив, чив, - обречённо закивали мы, жалея, что ни у кого нет с собой фотоаппарата, дабы запечатлеть для потомков этот знаменательный факт - Явление Атамана.
После ухода казаков мы долго протирали слезящиеся от нестерпимого блеска атаманских наград глаза и ещё дольше ржали, вспоминая, как гордо сей воин расхаживал по залу.
Тьфу...
Умилило до глубины души))) И вот, объясните: нахрена кресты? Ощущение, что они застали еще царя и георгиевские кресты
"Не, ну чем не кони, а?" По-омню этот анекдот)